Святой Зигмунт Щенсный Фелинский

(1822-1895)

История рода Фелинских и детство Зигмунта Щенсного

История рода Фелинских восходит к 1607 году, когда витебский мещанин Марек Илинич Лытко, воевавший в Инфлянтах против шведов (1604-1607) под знаменами Вальдемара Фаренбаха, отличился в штурме города Фелин. В награду Фаренбах принял его в свой герб, а сейм в Варшаве даровал ему дворянское звание. Марек взял фамилию Фелинский.

Дед Зигмунта Фелинского, Томаш, владел на Волыни частью села Воютин и половиной села Зборошов. В южном Полесье у него было владение Осова, а неподалеку от Острога еще два имения. Томаш Фелинский был влиятельным человеком, хорошо знающим и соблюдающим законы, верующим и придерживающимся строгих правил.

Его супруга Розалия родилась в бедной семье и рано осиротела. Ее воспитывали тетушки, главным образом супруга воеводы Ледуховского. Она и выдала Розалию за Томаша Фелинского. У Томаша и Розалии родилось тринадцать детей, семь из которых умерли во младенчестве; отец Зигмунта Щенсного - Герард - был предпоследним. Герард окончил школу, которую вели отцы пиары, а затем учился в Виленском университете. Он был человеком благородным, искренним, но резким; по всем вопросам у него было собственное мнение. Другом Герарда был Ян Лиходеевский. Вдвоем молодые люди отправились во Францию, чтобы поступить там на службу, но из-за болезни Лиходеевского они доехали лишь до Берлина. Лиходеевский влез в долги, и Фелинском нередко приходилось выручать его. Герард так дорожил дружбой Лиходеевского, что даже вызвал на дуэль человека, оскорбившего его. 

В 1811 году Герард женился на Еве Вендорф. Она и настояла на том, чтобы обосноваться в деревне, так как в большом городе импульсивность Герарда не довела бы его до добра. После свадьбы u1088 родители Зигмунта Щенсного приехали в Воютин, находящийся в 23 километрах от Луцка. В деревне был только греко-католический храм, потому что местные крестьяне были униатами, а католиками латинского обряда была только знать. Ситуация была тяжелая, вдобавок к разрухе и неурожаю свирепствовала эпидемия. Тем не менее, Фелинские были счастливы. Ева писала о тех временах: «Я была абсолютно счастлива, муж был добр ко мне, вежлив, деликатен, не чуждался моего общества, а, наоборот, искал его и делился со мной всеми мыслями». 

Когда Наполеон начал наступление на Россию, Воютин оказался недалеко от линии фронта. Супруги бежали в Торчин, где Ева родила сына - Станислава. Вскоре фронт приблизился снова, и семья с трехнедельным младенцем двинулась на запад, в Замостье, где и пробыла несколько месяцев. Станислав умер на обратной дороге в Воютин. 

В отсутствие Фелинских имение было превращено в казарму, и супругам пришлось заново обустраивать его. В середине 1813 года у них родилась дочь Эмилия. После родов Ева долго болела, а дочь в том же году умерла от оспы. 

После того, как ситуация в Европе стабилизировалась, наладилась жизнь и в Воютине. Подданным Фелинские давали максимум свободы. Крестьяне же этого не ценили, а спивались и бросали работу. Герард Фелинский не терял надежды воспитать в них чувство собственного достоинства. Когда его крестьянам по жребию выпадало идти в армию, он выкупал их. 

У Фелинского не было друзей в деревне. Он начал болеть, врачи говорили, что это от апатии, и супруги решили на два года уехать за границу, чтобы сменить обстановку. Паспорта им выдали только осенью 1815 года, но Ева снова была беременна, и поэтому Герард один отправился в Прагу, Вену, Париж, а потом внезапно вернулся, хотя до этого мечтал о поездке по Италии и Швейцарии. Ребенок, родившийся во время путешествия Герарда, тоже умер. Ева снова забеременела, и чтобы обеспечить ей покой, Герард отправил ее к родственникам в Литву. Там у Фелинских родилась дочь Паулина, а потом и другая – Герардина (скончалась в младенчестве). 

Герарда пригласили работать в Житомир, он с радостью принял это предложение, поскольку в городе он чувствовал себя лучше, чем в деревне. В 1820 году у супругов родился сын Алоизий. Ева вернулась в Воютин, чтобы заняться имением. 20 октября (1 ноября) 1822 года там родился Зигмунт Щенсный. Его родители переживали кризис в отношениях, семья была на грани распада. После смерти очередного ребенка Герард охладел к супруге и был склонен обвинять ее в смерти детей. В его жизнь вошла другая женщина, однако через некоторое время Герард одумался и попросил у жены прощения. Она простила его и не вспоминала о былом. Дети никогда не слышали худого слова об отце, напротив, мать любила рассказывать о его благородстве и отваге, стремясь к тому, чтобы ничто не омрачило светлый образ отца. 

От родителей Зигмунт Щенсный унаследовал неординарные способности. Он был похож на отца своей мечтательностью и тем, что легко заводил друзей, любил литературу. От матери Фелинскому досталось пылкое сердце и глубокая вера, бодрость духа и любовь к отчизне. 

О детстве Зигмунта Щенсного Фелинского известно мало. Мальчик родился слабым, и, опасаясь, что он сразу умрет, повивальная бабка сама окрестила его. Отец ребенка жил тогда в Житомире, мать растила сына одна. К ее радости, малыш креп, и уже 1 декабря его принесли в храм. Ребенку дали два имени - Зигмунт и Феликс; первое - родовое, а второе в честь святого, чья память совершается в день рождения мальчика. В семье использовали только второе имя мальчика, так же называл он себя сам. Дома его звали Филя или Щенсный (имя “Феликс” в переводе с латыни значит “счастливый”, то же значит польское слово “szcz?sny”). Первым именем Фелинский стал подписываться только после назначения архиепископом Варшавы. 

До пятилетнего возраста Феликс жил в Воютине вместе с мамой. Отец приезжал домой только на летние каникулы и на Рождество, воспитание детей и управление имением лежало на плечах его супруги. Она была энергична и трудолюбива, дом был постоянно полон гостей. В 1827 году Ева с детьми переехала в Зборошов. Семья жила очень скромно, одежду детям Ева шила сама из сотканной своими же руками ткани. Кроме этого, Ева неплохо разбиралась в медицине и лечила заболевших крестьян. 

Детей она воспитывала в атмосфере доверия и открытости. Каждый вечер семья обсуждала то, что случилось в течение дня, бабушка молилась вместе с детьми и рассказывала истории из Священного Писания. Самым живым и радостным ребенком был Феликс. Он любил попроказничать, но в его озорстве мать не видела ничего злого и серьезно наказала его только пару раз. Ева очень любила детей, они отвечали ей взаимностью. Она вспоминала эти времена как самые счастливые годы своей жизни.

В 1828 году к мальчикам - Алоизию и Феликсу - взяли гувернера. На следующий год дом Фелинских сгорел, и они вернулись в Воютин, где наняли нового воспитателя. Он применял телесные наказания и жаловался на мальчиков родителям. Когда Феликс немного подрос, его отдали в школу, но после ноябрьского восстания в Польше все польские школы были закрыты. Герард вернулся домой. Войска стояли в самом Воютине, и в доме Фелинских снова поселились солдаты. У Герарда начался туберкулез, и в 1833 году он скончался. Щенсному было тогда чуть больше десяти лет. Зимой 1832 года его отдали в гимназию в Луцке. Здесь мальчик проучился четыре года, затем вместе с детьми Ева перебралась в Кременец и отдала сыновей в местную гимназию. Известно, что именно в то время Феликс принес частный обет целомудрия, возможно, чтобы противостоять нездоровой духовной атмосфере, царившей в школе. Ему было четырнадцать лет. 

В 1838 году Еву Фелинскую внезапно арестовали за участие в польском освободительном движении. Феликс, хотя и не был посвящен в ее деятельность, захотел уйти в партизаны. Знакомые удержали его от такого шага, но стали доверять ему некоторые тайные поручения и учить типографскому делу. Мать Фелинского была сослана в Сибирь, а ее имущество конфисковали. Дети оказались в нищете, хозяйство стала вести старшая дочь - Паулина, благодаря ей и знакомым Фелинских остальные дети смогли продолжить учебу. Шестнадцатилетний Феликс и восемнадцатилетний Алоизий помогали сестре. 

Студенческие годы 

Зигмунт Феликс Фелинский мечтал поехать учиться в Петербург в Корпус инженеров путей сообщения. У него были хорошие математические способности, однако принят на учебу он не был, так как все места, выделенные для поляков, уже были заняты. Провалился и проект обучения на математическом факультете в Киеве, поскольку там из университета выгнали всех поляков. 

Фелинский не очень хорошо говорил по-русски, и у него не было аттестата о полном гимназическом образовании. Ему удалось лишь записаться вольнослушателем на математический факультет Московского Университета. В Москве Феликсу было одиноко. Когда студенты узнавали, что он сын политзаключенной, то отворачивались от него. И все же в университете у Фелинского появился товарищ - Норберт Довнар, оставшийся верным дружбе до самой смерти. 

Фелинский писал матери в ответ на ее первое письмо из Сибири: “Сердце у меня сжималось, я пошел к другу, мы разговаривали о тебе и вместе плакали”. Вторым другом Фелинского стал Николай Быковский. Между мамой Фелинского, Довнаром и Быковским даже завязалась переписка, Быковский писал ей: “Благословляю тот миг, когда я встретил на своем жизненном пути Щенсного… Не поверю, что можно встретить такую чистую душу, как у него, такое невинное сердце, полное жизни и любви, и не быть очарованным им, не полюбить его. У меня нет слов, чтобы точно выразить эту дружбу и мою привязанность к Щенсному”. 

В 1844 году Ева Фелинская по случаю женитьбы наследника престола получила u1088 разрешение переехать в Саратов. По пути из ссылки она встретила студентов из Москвы и спросила, не знают ли они Феликса Фелинского. В ответ она услышала: “Кто же его не знает, он первый в нашем университете!” Феликс приехал в Саратов на каникулы и очаровал всех. В 1843 году, в связи с рождением сына у наследника престола, Ева получила полную свободу. Фелинский послал ей все свои деньги, чтобы она могла вернуться домой и обосноваться в Воютине. 

В Москве Щенсный стал собирать свою библиотеку. Он читал Шекспира, Байрона, Мольера, Гюго, Ламартина, Руссо, Данте, Торквато Тассо, Шиллера, Гете и хорошо разбирался в истории мировой литературы. Он был впечатлительным юношей, чувствительным к красоте. В июне 1844 года Феликс с отличием окончил Московский Университет. Некоторое время он пребывал в бездействии, так как у него начались проблемы со здоровьем. За время болезни он прочитал двадцать восемь романов Вальтера Скотта. 

Зигмунт Фелинский – воспитатель 

Когда благодетель Фелинского, Бжозовский, спросил Щенсного, что он хочет делать после окончания учёбы в университете, юноша ответил, что рассматривает два варианта: учебу в Военной Академии и поступление на гражданскую службу, но право выбора оставляет за самим благодетелем. Бжозовский предложил Щенсному стать воспитателем его сына, что позволило бы ему затем продолжить собственное образование. 

Поехав навестить мать в Воютине, Фелинский встретил некую панну Галю, которая была его дальней родственницей. Щенсный стал подумывать о женитьбе. Мама поддерживала идею сына, так он, вступив в брак, взял бы на себя управление семейным имением. Однако до конца каникул Фелинский так и не поговорил с родителями Гали и решил еще год поработать у своего благодетеля. Мама Фелинского в разговоре с родителями девушки обмолвилась о желании сына просить ее руки. Те восприняли новость без энтузиазма, однако не сказали однозначно “нет”. После этого случая Фелинский решил не предпринимать больше никаких шагов в этом направлении. Следующие два года он прожил у своего благодетеля, работая воспитателем, а в свободное время ездил верхом и много читал. 

Вот что писал Фелинский в годы, когда работал воспитателем: “Наука формирует только мысль, а самое большое внимание надо уделять формированию характера”. “Нам необходимо своим усилием совершать постоянное, пусть даже медленное, движение в сторону добра, и больше всего остерегаться шагов в противоположном направлении. Закалка силы воли - первое условие движения вперед. Самые лучшие принципы не принесут человеку никакой пользы, если он не умеет владеть собой, поскольку он не сможет воплотить их в жизнь, и будет говорить и думать одно, а делать совсем другое. Лучше всего начинать с малого, и по мере возрастания сил переходить к большему. Каждый вечер, ложась спать, надо хорошенько задуматься о самом себе, пересмотреть свои пороки и, выбрав самый малый из них, принять решение искоренить его совершенно и исправлять другие, насколько это нам под силу. Прежде, чем что-то сделать, надо задуматься, не имеет ли этот поступок чего-то общего с принятым решением. Чтобы в совершенстве увидеть свои пороки, надо внимательно читать жития и постоянно сверять себя со святыми, размышляя о каждой их добродетели, вникая в то, какими средствами они достигли ее, и это также держать в памяти и сердце. Для закалки воли полезно и отказываться каждый день от чего-то приятного, делать какой-то добрый поступок. (…) Однако недостаточно уметь владеть собой, - надо, чтобы воля, которая нами руководит, была освящена, иначе она сама введет нас в заблуждение. Есть только один истинный и непогрешимый свет - Откровение Божие, будем же вникать в него, чтобы воплотить его в себе и проникнуться его духом”… 

Учеба в Париже 

В 1847 году Щенсный отправился в Париж. По дороге он заехал в Краков u1080 и был поражен красотой и блестящей культурой этого города, познакомился со знаменитыми профессорами Ягеллонского Университета. До Парижа юноша добирался полтора месяца, по пути останавливаясь в Вене, Праге, Дрездене, Берлине и Брюсселе. Путешествие расширило его кругозор. 

В Париже Щенсный снял квартиру в Латинском квартале и начал учебу в Сорбонне и Коллеж де Франс. Поначалу он планировал систематически изучать гуманитарные науки или философию, но этому помешали его пробелы в среднем образовании - он не знал греческого языка, а латынью владел плохо. К счастью, он смог посещать занятия вольнослушателем. Парижские преподаватели строили свои лекции так, что прежде всего знакомили студентов с рекомендуемой литературой, делая упор на самостоятельное обучение, это вырабатывало у молодежи научный подход и учило самостоятельности. Фелинский посещал лекции по социологии, которые читал Фредерик Озанам (причислен к лику блаженных Папой Иоанном Павлом II в 1997 году во время Всемирных Дней Молодежи в Париже). Ходил он на занятия и к математику Андре Амперу. Во французской столице Щенсный встретился с Юлиушем Словацким, которого очень уважал как поэта и общественного деятеля; они подружились. Словацкий писал о нем: “Рекомендую тебе Фелюся, он настоящий бриллиант и сокровище мое, такой друг мне и был нужен”. “Все здесь его любят и уважают, у него ангельские поступки и блестящие знания, он когда-нибудь станет нашей гордостью”. Друзья много разговаривали о Боге; вера Фелинского была простой, искренней, основанной на официальном учении Церкви, Словацкий под его влиянием тоже постепенно стал приближаться к ортодоксальному католичеству. 

Князь Чарторыйский, живший в Париже, уважал Фелинского и приглашал его на встречи, которые проводил по четвергам в отеле Ламбер. Там собирался весь цвет польской эмиграции. Фелинский приходил в Собор Парижской Богоматери послушать проповеди доминиканца отца Лакордера. На склоне лет архиепископ Фелинский скажет, что никогда не слышал таких выдающихся проповедников. 

Большое беспокойство доставляло Зигмунту Щенсному положение на Волыни. Там свирепствовала холера, его родственники бедствовали. Во Франции также было неспокойно: 22 февраля 1848 года началась революция, которая разбудила национально-освободительное движение по всей Европе. В Великом Княжестве Познаньском активизировались борцы за независимость. Поляки, живущие за границей, не остались равнодушными. Фелинский с шестью товарищами отправился в Польшу принять участие в борьбе. У повстанцев не хватало квалификации и навыков военного дела, поэтому они потерпели полное поражение. Пруссы объявили амнистию всем, кто сложит оружие, и Фелинский вернулся во Францию. 

После “Познаньского похода” его патриотизм стал более реалистичным. Увидев, что Европа не поддерживает поляков в стремлении к независимости, Щенсный пришел к выводу, что условий для вооруженной борьбы нет. Путь к свободе он видел прежде всего в свержении царизма, а в современной ему ситуации считал первоочередной задачей духовное и нравственное воспитание соотечественников. 

Когда Щенсный прибыл в Париж, в его карманах оставалось всего несколько франков. В столице была безработица, и, чтобы выжить, Фелинскому пришлось продать все свои ценные вещи. Юлиуш Словацкий заболел туберкулезом, его состояние ухудшалось. Зигмунт Фелинский проводил у постели больного все свое свободное время; он был рядом и в момент смерти поэта.

Щенсный стал присматривать за старшими детьми своего благодетеля Бжозовского, которые приехали в Париж. Современники говорили, что своей кротостью молодой воспитатель умеет утихомиривать дикие приступы злости Бжозовского. Сам благодетель ценил своего протеже и принимал от Фелинского такие слова в свой адрес, которых не терпел ни от кого. 

Долгое время работая в доме Бжозовских, Щенсный восхищался добротой и красотой Элизы, супруги своего благодетеля. Мало-помалу восхищение и благодарность переросли в душе юноши в более сильное чувство. Для Фелинского как верующего человека не было и речи о том, чтобы поступить против Божией заповеди. Он впал в апатию и искал смерти. Тогда в его душе и прозвучал вопрос: “Ты мечтаешь о смерти, а готов ли ты к ней?” Щенсный принял решение жить в покаянии и творении добра, отдав всего себя служению Богу. Позднее Фелинский критически взглянет на свое призвание и скажет, что его решение стать священником отчасти было бегством, и что только по Своему милосердию Господь не отверг его служения. Фелинский прямо сказал Бжозовскому о желании поступить в семинарию. Благодетель был крайне недоволен и перестал общаться со Щенсным. В январе 1851 года Фелинский вернулся в родные края. Его мать тоже не была в восторге от выбранного сыном пути, но и не пыталась отговорить его. Фелинский не стремился к церковной карьере и поэтому пошел в провинциальную Житомирскую семинарию. 

Житомир и Петербург 

В конце октября 1851 года Фелинский приехал в Житомир. Кандидату в семинаристы исполнилось 29 лет, но у него был университетский диплом и опыт жизни за границей. Это было немало, поскольку среди житомирских семинаристов даже гимназическое образование встречалось редко; священников в епархии не хватало, Фелинского приняли. Поскольку на курсе он был самым старшим, коллеги стали называть его по-русски “батькой”. 

Перед началом занятий Щенсный прошел реколлекции, которые оставили в его душе глубокий след. Священник, проводивший их, рассказал о священстве как о великой Божией благодати и даре. В какой-то момент Щенсный даже засомневался в своем призвании, но стал молиться о свете, и, как вспоминал позже, на молитве услышал в своей душе неведомый голос, говорящий: “Мир тебе”. Кандидат совершил исповедь за всю жизнь и с тех пор не сомневался в своем призвании. 

Уровень преподавания в житомирской семинарии был низким, при этом обучение велось на латыни, философия не преподавалась совсем, а лекции надо было заучивать наизусть. Несмотря на это Фелинский был счастлив оттого, что скоро станет священником, ему нравилась и аскетическая семинарская жизнь. После двух месяцев учебы семинариста перевели на второй курс. 

В конце 1852 года в Духовной Академии в Петербурге освободилось одно место для студента из Житомира, и епископ Боровский отправил туда Фелинского, который быстро акклиматизировался в Академии, но был разочарован уровнем преподавания и программой лекций. Первые два курса преподавались общеобразовательные предметы, на третьем курсе началось изучение богословия. Ректор и профессора были довольны Фелинским и строили на его счет далеко идущие планы. Их студент был человеком искренней, детской веры, готовым на любые жертвы ради Божьего дела. 

Из-за того, что власти закрыли новициаты по всей России, работающих в приходе св. Екатерины в Петербурге доминиканцев становилось все меньше, и архиепископ Головинский предложил начать заменять их епархиальными священниками, которых предполагалось объединить в нечто вроде оратория св. Филиппа Нери. Царские власти не должны были знать о том, что эти священники образуют новую конгрегацию. Первым кандидатом стал Фелинский. Монашеская жизнь нравилась ему, и он давно думал о вступлении в какой-либо орден. По плану Головинского Щенсному после рукоположения предстояло поселиться у доминиканцев и работать викарием в приходе св. Екатерины. 

Фелинского должны были рукоположить досрочно; с одной стороны, он был очень этому рад, а с другой, боялся, что не готов к пастырской работе. Он даже не прослушал полного курса богословия: в Житомире он едва начал изучать его, в Петербурге прошел только программу третьего курса. Многие годы Фелинский переживал из-за пробелов в образовании, хотя постоянно продолжал u1091 учиться сам. Он всегда считал себя слабым богословом, толком не знающим даже латыни. Умирающий архиепископ Головинский спешил рукоположить Фелинского, и на подготовку к принятию Таинства ему было дано всего два дня. 

8 сентября 1855 года Зигмунт Фелинский был рукоположен в священники во время утренней мессы, а после рукоположения Головинский позвал неопресвитера к себе и рассказал, как должна выглядеть его работа: в храме св. Екатерины должно работать тридцать образцовых священников, готовых к жизни в общине под началом приора. Митрополит просил Фелинского продолжать изучать богословие, историю Церкви, иностранные языки. На следующий день Головинский из-за болезни уже не смог подняться с постели, а 13 октября он умер. 

Работу в храме святой Екатерины Фелинский считал столь важной и высокой задачей, что сразу приступил к ней, даже не съездив после рукоположения на родину отслужить свою первую мессу. В новой конгрегации священник принес частные обеты. Фелинский жил в доминиканском монастыре и подчинялся приору братьев Ордена Проповедников. В июне 1856 года он защитился и получил степень магистра богословия. 

Поначалу работы у Фелинского было немного. Приор Станевский назначил его учителем в школах при приходе: Щенсный преподавал латынь в мужской школе и Закон Божий в женской, он работал 17 часов в неделю. С начала Великого Поста 1856 года в его обязанности стало входить принятие исповедей и проповеди на польском языке. 

Доминиканцы взяли его на полное содержание, четыре раза в неделю он мог также брать себе пожертвования за святую мессу. Однако денег Фелинскому хватало только на самые мелкие расходы. В новом учебном году Фелинского назначили учителем математики вместо Закона Божия и латыни. Приор был им очень доволен, Щенсному тоже нравилось сотрудничество с доминиканцами, оно научило его ревностно и мудро вести пастырскую работу. 

Поначалу молодой священник боялся выступать перед большим количеством людей, он писал проповеди и заучивал их на память, при этом у него был легкий слог, хороший стиль и ясный ум. Со смертью Головинского проект основания новой конгрегации при храме св. Екатерины постепенно развалился. Доминиканцам удалось получить разрешение властей на приезд в Россию нескольких молодых братьев.  

В июне 1857 года Фелинский был назначен духовным отцом в Академию. Несмотря на содержание в 100 рублей в год, он постоянно был без денег, поскольку все, что было, он отдавал детскому приюту.  

20 декабря 1859 года у Фелинского умерла мать, что стало для него серьезным ударом. Он не смог поехать на похороны и попросил родственников сохранить для него распятие, которое лежало у нее на груди: “Оно будет оружием и на мой смертный час”.  

С 1860 года Фелинский преподавал в Академии философию, по-прежнему оставаясь духовным отцом студентов. Третьим его делом было руководство возникшей в 1857 году конгрегацией Сестер Семьи Марии. 

Деятельность монашеских орденов в России была практически запрещена, и конгрегация была тайной; официально существовал только „L’ouvroir” (фр. «мастерская»), который по сути был приютом. „L’ouvroir” находился в доме номер 25 по 14-й линии Васильевского острова. Богослужения в часовне приюта совершал Зигмунт Щенсный. 

Работавший с 1854 года в приходе св. Екатерины о. Константин Любенский особое внимание уделял благотворительности. В 1856 году он снял несколько комнат в доме, принадлежащем доминиканцам, и поселил там девушек, которые чувствовали в себе призвание к монашеской жизни. Их опеке он вверил несколько сирот. Вскоре Любенский уехал, поручив заботу о кандидатках в монахини своему другу Фелинскому, который расширил приют и стал принимать не только сирот, но и пожилых людей. Вернувшись, Любенский увидел, что у Фелинского получается заниматься созданием новой конгрегации и развитием приюта, и сам взялся за другие дела. 

В первоначальном замысле Любенского приют был скорее прикрытием, а основным делом было создание тайного монастыря; Фелинский же, наоборот, на первое место поставил облегчение участи убогих и бездомных. Некоторые сестры были недовольны, что не могут предаваться созерцанию, а вместо этого должны ухаживать за воспитанниками, и стали жаловаться Любенскому. Он написал для них устав, согласно которому главным делом сестер называлось созерцание, и лишь несколько из них должны были заниматься приютом, только чтобы отвести подозрение властей. Осуществление этого плана грозило разрушением приюта. Фелинский предложил Любенскому забрать сестер, стремящихся к созерцательной жизни. Любенский согласился. Его конгрегация в скором времени распалась.

 Зигмунт Щенсный был большим реалистом, чем его друг. Он видел, насколько подобный приют необходим в столице, и понимал, что нельзя рассчитывать на постоянную помощь светских дам; необходимо было постоянное присутствие монахинь, которые обеспечили бы существование и развитие благотворительного учреждения. Первоочередными задачами стал поиск большого помещения, написание устава для новой конгрегации и привлечение новых кандидаток. 

В планах Фелинского конгрегация постепенно должна была открыть приюты по всей России. В 1858 году настоятель прихода в Илуксте под Динабургом пригласил сестер Семьи Марии вместе с Фелинским, чтобы в летние месяцы они поработали у него в больнице и приходской школе. Это дало возможность отправить за город слабых детей, а главное, младенцев, которых в приюте становилось все больше. Баронесса Ропп купила для сестер Семьи Марии дом в Илуксте, с 1859 года часть сестер стала жить там постоянно. 

В приютах детей воспитывали, давали им начальное образование, преподавали истины веры. Девочек учили шитью, вышиванию и ведению хозяйства. Условия жизни сестер были суровыми, часто им не хватало даже хлеба. Когда 31 января 1862 года Фелинский уехал из Петербурга, местная община Семьи Марии насчитывала тридцать сестер, которые опекали восемьдесят девочек, восемнадцать пожилых людей и пятнадцать больных. 

Когда с высоты прожитых лет Фелинский станет смотреть на весь свой жизненный путь, то лучшими своими годами назовет именно девять лет, прожитых в Петербурге. 

Архиепископ Варшавы 

5 октября 1861 года скончался митрополит Варшавский, Антоний Мельхиор Фиалковский. Его похороны были достойны монарха: процессия шла по украшенным иллюминацией улицам, перед катафалком несли штандарты и атрибуты монаршей власти. Император воспринял эти похороны как вызов, брошенный Российской монархии, в Царстве Польском было введено военное положение. Манифестации и патриотические песни расценивались как нарушение порядка и рассматривались военными судами. 

Однако люди продолжали петь политические гимны прямо в храмах, в святыни врывалась полиция, доходило до пролития крови. Администратор Варшавской архиепархии приказал закрыть все храмы в Варшаве, чтобы избежать их осквернения, а также в знак протеста против действий властей. 

По замыслу чиновников новый архиепископ, митрополит Варшавы, должен был открыть храмы, разрешить спор властей с Варшавской консисторией и устранить революционные настроения в польском обществе. 

В Петербурге подходящим кандидатом посчитали Фелинского: он был родом не из Царства Польского и не был замешан в революционной или иной политической деятельности (власти не знали о его участии в Познаньском восстании). Возможно, бытовало мнение, что простой священник, внезапно назначенный на столь высокую должность, будет признателен и лоялен. Но Фелинский оказался бескомпромиссен и неподкупен. 

Наместник Царства Польского вызвал Щенсного на разговор, но ничего не сказал о предстоящем назначении, лишь расспросив об Академии, приходе св. Екатерины и приюте, который опекал священник. В тот же день кандидатура Фелинского была представлена императору и совету министров, некоторые из них знали и ценили его благотворительную деятельность. Кандидатура была утверждена, и самого Фелинского сразила новость о столь высоком назначении. Придя в себя, он сказал: “Если эту невероятную вещь совершил Господь Бог, то верю, что Он совершит и другую, и даст мне благодать, необходимую для достойного исполнения обязанностей, которые намного превосходят мои силы”. 

Министр иностранных дел, князь Александр Горчаков вручил российскому послу при Святом Престоле Николаю Киселеву письмо, написанное от имени императора, в котором представлял Понтифику Фелинского на Варшавскую кафедру. В то время отношения между Россией и Святым Престолом вошли в нормальное русло, это было связано с заключением конкордата в 1847 году. Россию и Ватикан объединяла и борьба с революционным движением. В Риме Зигмунт Фелинский не был безвестен: бенедиктинец Питра, доминиканец Суяр, архиепископ Киджи, которые раньше работали в Петербурге, хорошо отзывались о ревностном священнике. 

В праздник Богоявления 1862 года Папа Пий IX провозгласил Зигмунта Фелинского архиепископом и митрополитом Варшавским. Назначение вызвало бурю откликов в прессе и обществе. В польских газетах писали, что новый епископ станет или мучеником, или предателем. Накануне епископской хиротонии будущего митрополита вызвал император. Они разговаривали полтора часа. Царь обещал дать полякам самоуправление и идти им навстречу, Фелинский поверил ему и в первой же своей проповеди в Варшаве сослался на разговор с монархом. Император выразил желание, чтобы высшие посты в Варшавской митрополии заняли священники, сотрудничавшие с царскими властями. В своей простоте Фелинский сразу ответил, что они скомпрометировали себя и поэтому не могут быть назначены на руководящие посты. Зигмунт Щенсный пообещал открыть храмы и сказал, что у него нет другого оружия, кроме духовного. 

“Авторитет Церкви и голос совести - единственные аргументы, которые я могу представить. Заверяю Ваше Императорское Величество, что не только как священник, но и как патриот, любящий свою страну, сейчас я считаю революцию настоящим бичом для народа и приложу все свои силы, чтобы не допустить этой беды. Если бы вдруг народ обезумел (…), я прежде всего исполню свои обязанности пастыря и разделю его горе, даже если сам стану причиной своих страданий”. Императору понравились искренние ответы Фелинского, но он понял, что епископ не будет орудием в его руках. 

Назначение Зигмунта Фелинского вызвало опасения в Царстве Польском, зато католические круги Петербурга ликовали. Здесь знали его ревностное служение в приходе св. Екатерины, работу в приюте. У Фелинского по-прежнему не было денег, он жил, как монах, и только благодаря добрым людям смог купить все необходимое для хиротонии. Из государственной кассы он получил десять тысяч рублей на епископские облачения и билет в Варшаву. Хиротония прошла 26 января в Мальтийской капелле. После хиротонии состоялся прием, а остаток дня молодой епископ провел среди детей в своем приюте. Вечером он приехал в Академию к семинаристам. 

31 января Фелинский отправился в Варшаву с тревогой в сердце, но уповая на волю Божию, “поскольку совесть свидетельствовала ему, что он сам ничего не сделал, чтобы занять этот пост и не жаждал ничего, кроме свершения воли Божией”. По пути он остановился на пару дней в Ченстохове. В Варшаве митрополита готовились встретить с военными почестями, но он специально приехал поздно вечером, когда начался комендантский час, и поэтому встреча оказалась скромной. 

В митрополичьей резиденции на Медовой улице его никто не ждал. Так начался тернистый путь длиной в шестнадцать месяцев, который в итоге привел Фелинского в ссылку. Приехав в Варшаву поздно вечером, на следующий день уже в пять утра Фелинский отслужил святую мессу в домовой часовне и созвал к 11 часам утра все духовенство Варшавы.

Первая встреча не произвела благоприятного впечатления ни на духовенство, ни на самого архиепископа. Фелинский понял, что сотрудничество будет нелегким, а священники увидели, что митрополит не станет плясать под их дудку. О содержании встречи в тот же день уже знала вся Варшава. 

Епископ начал с осторожностью входить в дела, изучать мнение Апостольского Престола относительно ситуации в Польше. В письме своему другу, доминиканцу Суяру, митрополит Фелинский написал, что его программой будет “верность церковному праву и открытость по отношению к властям”. “В политических вопросах я полагаюсь на Провидение и буду стараться воспитать в народе добродетель”. 

Епископ стал готовить свое первое послание верным с изложением своей пастырской программы. Сам он позднее напишет: “Господь требовал, чтобы я предстал перед Богом и людьми таким, каким я действительно был, смело давал свидетельство истине, не заботясь о последствиях моих действий; стоял на фундаменте истины Откровения и в соответствии с ее светом решал все задачи личной и общественной жизни, смело выражал свои убеждения, не оглядываясь на мнение слушателей, всегда был цельным и оставался самим собой, будь то по отношению к властям, революции или умеренным партиям. Это путь, по которому я решил идти, не сворачивая, и только с этой позиции можно понять мои дальнейшие действия… У меня не было ни малейшей претензии стать государственным мужем, единственным моим стремлением было всегда пребывать в истине, в нравственности быть чистым, как бриллиант, … таков был мой идеал, моя мечта”. Это была программа святого человека, но не политика. 

В написанном после реколлекций проекте послания архиепископ Фелинский проявил свое смирение и необычайную любовь к Церкви. “Принимая высочайшую в Царстве должность в столь трудных обстоятельствах (…), я предстаю перед вами, неопытный, даже с точки зрения возраста не дозревший до столь высокой ответственности. Что я могу сказать вам, чтобы успокоить ваши опасения и тревожное предчувствие, которые, возможно, охватывают вас?... Честно говоря, мне надо тревожиться еще больше, чем вам, потому что вы не видите во мне добродетелей и достоинств, необходимых на столь высоком пастырском посту, а я чувствую себя сраженным осознанием того, что недостойно закопал в себе те способности, которые по воле Божией получил”. Далее он взывал к верности и послушанию Святому Престолу и осудил тех, кто подстрекает народ к недостойному поведению. Митрополит сказал, что император благосклонен к полякам; епископ не видел возможности получения в государственной независимости для его страны в обозримом будущем, не верил в помощь заграницы и не доверял польской эмиграции. 

Пастырское послание не могло понравиться большей части польского общества, пропитанной революционными идеями. Без ведома архиепископа его знакомый К.Любенский перевел черновик послания на французский язык и показал князю Горчакову. Тот отнес послание императору, который одобрил текст. Кроме этого К.Любенский показал послание другим знакомым. 

Всегда сторонившийся политики Зигмунт Фелинский теперь оказался в самом ее центре. Царские власти хотели сделать его своим инструментом, разные круги польского общества также надеялись перетянуть его на свою сторону. У нового архиепископа был свой взгляд на ситуацию. Он был патриотом своей страны и не думал ни слепо служить царизму, ни поддерживать спонтанные вооруженные выступления против него. Ситуация была столь острой, что любое даже чисто церковное решение архиепископа принимало политическую окраску. 

Встретившись с графом Анджеем Замойским, который объяснил ему ситуацию в Царстве Польском, епископ решил изменить некоторые пункты в своем пастырском послании. Чтобы избежать возмущения  в народе, он решил убрать из текста все, что связано с политикой. 

8 февраля Фелинский торжественно открыл Кафедральный собор. Он попросил наместника Польши, чтобы вблизи храмов не было солдат и полиции. Многие представители духовенства хотели, чтобы открытие храмов приняло характер манифестации, но митрополит не любил ни политики, ни показухи. Революционные круги возмущались тем, что, открывая храмы, иерарх не поставил властям никаких условий, и тогда к нему пришла делегация революционно настроенных недовольных молодых людей. Митрополит принял их, говорил о заботе Божиего Провидения, но ничего не сказал о своей политической программе. После этой встречи в городе появились плакаты с карикатурами на архиепископа. 

На торжественном открытии кафедрального собора Зигмунт Фелинский говорил о храме как о доме молитвы. Кульминацией проповеди были слова о том, что если бы кто-то запретил молиться, то он как пастырь сказал бы, что нельзя исполнять такой приказ. Если бы власти запретили молиться за родину и ее процветание, то он призвал бы не слушать таких властей, потому что ни одна власть не может этого запретить; запрет же исполнения некоторых гимнов, к тому же не одобренных Церковью, не является отказом в молитвах за родину. “Петербургского” митрополита Фелинского стали считать ставленником царя. 

Первоначальный текст пастырского послания был уже послан монарху, и исправления можно было внести только с его разрешения. Архиепископ написал ему, но в канцелярии наместника Царства Польского решили письмо императору не отправлять. Одновременно с этим, к ужасу архиепископа Фелинского, послание было опубликовано в первоначальной редакции в газете “Le Monde”. Император запретил публиковать документ в измененном виде, и тогда митрополит принял решение вообще не издавать его. 

8 апреля 1862 отмечалась первая годовщина кровавого разгона демонстрантов в Варшаве. Во всех храмах намечались памятные богослужения, митрополита попросили отслужить святую мессу в кафедральном соборе. Архиепископ Фелинский понимал, что его участие будет расценено как политический шаг, и отказался. 

Несмотря на подозрительное отношение к нему части духовенства, Фелинскому удалось много сделать в Варшавской архиепархии. Молодой энергичный епископ отдал все свои силы делу Церкви. Он реформировал деятельность семинарий, в которых уровень преподавания был низок, пригласил в них ревностных пастырей и хороших профессоров, заказал новые учебники. Кроме этого архиепископ занялся повышением духовного и интеллектуального уровня духовенства. За время своей работы в Варшавской архиепархии митрополит посетил много храмов. Люди, не замешанные в политике, любили пастыря, который был для них настоящим авторитетом. Он был очень трудолюбив и вынослив и, кроме пастырской деятельности, принимал участие в заседаниях консистории, Государственного Совета, проводил пастырские встречи с духовенством, вел переписку, готовил выступления; на себя самого времени у него не оставалось. 

Много переживаний доставляли ему новости от родственников. Брат Алоизий не умел вести хозяйство и запутался в долгах. Сестра, София Понятовская, была в критической ситуации: ее мужа сослали в Сибирь, а имущество конфисковали. У родственников Фелинского не хватало средств, чтобы вырастить детей. Не видя другого выхода, митрополит всех их пригласил к себе в Варшаву и из собственных средств оплачивал им обучение. 

Будучи в Варшаве, Зигмунт Щенсный Фелинский стал создавать общины Семьи Марии и в Царстве Польском. Конгрегация быстро разрасталась, ее поддерживали аристократы и богатые мещане. Духовно сестер окормлял сам архиепископ, к тому же он отдавал им часть своего жалования. 

По четвергам во время Великого Поста архиепископ проповедовал в кафедральном соборе на тему Страстей Господних, в храм сходились толпы. Митрополит избегал политики и говорил о любви к ближним, проповеди нравились далеким от политики людям, но раздражали сторонников революции. Оппозиционная молодежь решила собраться в храме и демонстративно выйти в тот момент, когда Фелинский начнет проповедовать. Об этом плане знала вся Варшава, знал и митрополит, но проповеди не отменил. Когда толпа хлынула вон из храма, он остановился, а затем продолжил проповедь. Пятнадцать демонстрантов были арестованы полицией, в аресте провокаторы опять обвинили Фелинского. 

С государственными властями отношения епископа также усложнялись, причиной этому была его независимость. Вскоре после восшествия на варшавскую кафедру митрополит тайно отправил в Ватикан отчет о положении варшавской архиепархии. Папа ответил Фелинскому, об этом узнали в Петербурге и выразили крайнее недовольство тем, что митрополит общается со Святым Престолом в обход властей. Ему была запрещена поездка в Рим.

Митрополит не раз выражал протест по поводу арестов невинных людей. Когда, не предупредив наместника, он отправился с пастырским визитом за пределы Варшавы, по возвращении архиепископ Фелинский был уведомлен о том, что монарх им крайне недоволен. Епископ сообщил наместнику о том, что если полиция не оставит храмы в покое, то ему как митрополиту не останется ничего иного, как прекратить всякое общение с государственными властями. Об этом тут же стало известно в Петербурге. 

В августе 1862 года по Варшаве прошел слух о готовящемся покушении на митрополита Фелинского со стороны революционно настроенных деятелей польского освободительного движения. Фелинский не обращал на это внимание и по-прежнему появлялся без охраны на улице и в храмах. 

Национально-освободительные и реформаторские движения набирали обороты. Опасаясь этого, власти провели либеральные реформы (замена барщины оброком, уравнение евреев в правах с остальным населением, преобразования в школе), но одновременно был объявлен рекрутский набор с января 1863 года. В списки рекрутов было включено 12 тысяч человек, подозреваемых в принадлежности к патриотическим организациям, что стало сигналом к открытому восстанию. Несколько членов Государственного Совета Царства подали в отставку, среди них был и архиепископ Фелинский. Вместе с прошением об отставке он написал письмо императору, взывая к милосердию по отношению к польскому народу. Повстанцы упрекнули митрополита и в этом, поскольку считали, что он не имеет права обращаться к царю от имени поляков. 

В письме монарху митрополит говорил: “Кровь течет рекой, а репрессии, вместо того, чтобы успокоить души, только еще больше их будоражат. Умоляю Ваше Императорское Величество, во имя христианского милосердия и во имя интересов обоих народов, положить конец этой борьбе, ведущей к беде. Дарованные Царству учреждения недостаточны для благоденствия края. Польша не довольствуется административной автономией; ей нужна политическая жизнь (…). Сделайте поляков независимым народом, связанным с Россией только узами Вашей досточтимой династии. Это единственный выход, который может остановить кровопролитие и привести к прочному умиротворению страны. Время коротко… В проявлении милосердия больше истинного величия духа (…), чем в кровавой победе (…). Простите пастыря, который, будучи свидетелем страшных несчастий, смеет заступаться за своих овец”… 

На праздник святого Марка вокруг Варшавских храмов совершались процессии. На этот раз в связи с осадным положением они были запрещены властями. Настоятели отказались подчиняться, и тогда власти обратились к архиепископу, который поддержал духовенство. Священники, проводившие процессии, были арестованы, сам Зигмунт Фелинский оказался под домашним арестом. 

Схваченный капеллан повстанцев, капуцин Агрипин Конарский, был приговорен военным судом к повешению. Казнь должна была состояться в общественном месте, монаха намеревались повесить в рясе. В консисторию властями было отправлено письмо с предложением прислать священника для преподания св. Таинств приговоренному. Письмо не дошло, но власти об этом не знали и расценили молчание церковных властей как очередное выражение протеста. В ночь с 11 на 12 июня к дому митрополита подъехал отряд казаков и потребовал разбудить Фелинского. Только тогда митрополит узнал об осуждении Канарского и выразил свое негодование. Тем не менее, казнь не отменили. 

Тем временем император получил письмо от митрополита и вызвал его в Санкт-Петербург. Обращение архиепископа Варшавы к монарху стало широко известно: кто-то из знакомых отправил его во Францию, где и оно было опубликовано. Это еще больше разъярило царя. На сборы Фелинскому был дан один день, он предполагал, что его ждет ссылка, и распорядился об управлении архиепархией, отправил письмо в Рим с объяснением ситуации, а вечером попрощался с варшавским духовенством. Пока он собирал вещи, к нему в резиденцию пришла некая дама и предложила безопасный способ уехать за границу. Митрополит не согласился. 

Перед самым отъездом из Варшавы в Санкт-Петербург епископ пришел попрощаться с сестрами Семьи Марии. Его конгрегация продолжала развиваться, в приюте жило 80 девочек, и еще около 700 детей посещали школу при нем. За время ссылки епископа в Ярославль конгрегация открыла еще два дома в Польше, два в Петербурге, два в Риге, по одному в Ялте, Одессе, Рейдовке и Миколаевке. Эти новости были утешением для изгнанника. 

В изгнании 

14 июня 1863 года Зигмунт Щенсный Фелинский отправился в Санкт-Петербург. На вокзал провожать своего епископа пришли священники и верные, они предчувствовали, что разлука будет долгой. Когда епископ сел в поезд, оказалось, что в путешествии его будет сопровождать адъютант Великого Князя Константина. Кроме него в вагоне было двое полицейских. В Вильнюсе митрополиту не разрешили переночевать в резиденции епископа и заставили остановиться в привокзальном доме. В Петербурге у Фелинского была забронирована гостиница, о приезде он предупредил друзей, которые пришли встречать его на вокзал. Однако по пути пришло известие, что император будет ждать Фелинского в Гатчине, а значит, епископу надо выйти из поезда раньше. Приехавший на следующий день в Гатчину Томаш, брат его друга Константина Любенского, не был допущен к митрополиту. 

Фелинский на протяжении нескольких дней был полностью отрезан от мира, возможно, для того, чтобы он «одумался» и стал лоялен властям. Епископу пришлось ответить на четыре вопроса, поставленных государственным секретарем Валерьяном Платоновым: почему он вел тайную переписку с Римом; как получилось, что уже на следующий день после того, как Фелинский подал прошение об отставке из Государственного Совета, Наполеон упомянул об этом во французском парламенте; чем он объяснит публикацию его письма императору во французской прессе накануне объявления Францией протеста действиям России; и наконец, что склонило Фелинского перейти в явную оппозицию властям. 

Митрополит спокойно ответил, что сам никаких писем во Францию не передавал и не знает, как они туда попали. Общение же со Святым Престолом - это суть католичества, и писать, прибегая к посредничеству государства, не представляется возможным, потому что «неудобные» письма не доходят до Папы, а против их авторов принимаются меры. На вопрос о его отношениях с властями архиепископ заметил, что сначала верил императору и хотел сотрудничать с ним, но потом оказалось, что добрая воля властей ограничивается словами. Не он изменил свое отношение, а власти, вопреки обещаниям царя, сами обострили отношения с Церковью. 

Через несколько дней Платонов снова пришел к митрополиту и сказал, что император хочет получить от Фелинского письменное объяснение. Епископ не стал оправдываться, а в более развернутой форме изложил то, что уже писал царю. Он говорил о том, что любовь к родине является врожденным чувством и за нее нельзя никого винить. Судьбы народов в руках Божьего Провидения, и если час независимости Польши пришел, то не сможет этому противостоять никто. Вскоре Платонов вернулся и заявил, что вместо возвращения в Варшаву Фелинский будет сослан в Ярославль, оставаясь во главе архиепархии, но отныне вся деловая переписка должна вестись через Петербург. Архиепископ попросил, чтобы из жалованья в 1000 рублей ежемесячно ему присылали только 300, а остальное отдавали его помощникам в Варашвской курии для продолжения начатых им дел. 

Пробыв три недели в Гатчине, Зигмунт Щенсный Фелинский был отправлен в Ярославль. До Твери его везли на поезде, дальше – по Волге на пароходе. На следующий день после приезда Фелинского ему нанес визит местный вице-губернатор и рассказал об условиях, в которых предстояло жить ссыльному епископу. Он мог свободно передвигаться по городу, но не имел права выезжать за его пределы. 

В Ярославле митрополит встретил несколько сотен сосланных католиков, они очень обрадовались его приезду: теперь у них был свой пастырь, до этого к ним только два раза в год приезжал священник из Твери. Самую большую комнату в доме митрополит отвел под часовню, там и стали проходить воскресные богослужения. Вскоре вмешался губернатор и заявил, что в часовню могут приходить только те, кому он позволит. Запрет получили все военные, а из гражданских посещать службу было разрешено только тем, за кого поручились их начальники. Женщины могли приходить на святую мессу свободно. У входа в часовню стоял полковник жандармерии, контроль продолжался в течение всей ссылки опального митрополита. Вскоре архиепископу запретили проповедовать. 

После того, как епископ был сослан в Ярославль, Варшавская архиепархия пришла в смятение. Те, кто считал митрополита Фелинского пособником царских властей, теперь убедились, что он был настоящим патриотом. В Варшаве был объявлен траур, в церквях замолчали колокола и органы. Но и здесь не обошлось без провокации. Один из каноников написал Фелинскому частное письмо, в котором настоятельно рекомендовал отменить траур. Епископ ответил ему также частным образом. В письме митрополит объяснял, что если он отменит траур, то поставит в неудобное положение епископа, который этот траур объявил. К тому же никто бы не поверил, что Фелинский издал этот указ по доброй воле. Если епархиальные власти не обратились к нему перед объявлением траура, не считая это нужным, то они могут этот траур отменить также без его участия. 

Получив письмо от Фелинского, каноник опубликовал его в краковской газете, прекрасно понимая, что это навсегда закроет для епископа путь в Польшу. Вскоре император издал указ, согласно которому митрополит освобождался от юридических обязанностей в Варшавской епархии. В случае, если бы он продолжил контактировать с Польшей, ему грозила ссылка в Соловецкий монастырь. С начала 1864 года митрополит Фелинский получил указание вести и частную переписку только с разрешения полиции в каждом отдельном случае. Свои письма епископ стал пересылать через знакомых. В этом ему очень помогала гувернантка Лекок. 

Власти продолжали всячески препятствовать и пастырской деятельности Зигмунта Фелинского среди жителей Ярославля. В этой тяжелой ситуации для архиепископа утешением оказалась энциклика Папы Пия IX «Ubi Urbaniano», в которой понтифик призывал верных варшавской епархии и дальше считать Зигмунта Фелинского своим пастырем. Личное дело опального епископа вылилось в спор Ватикана с Петербургом. 

О развитии общины Сестер Семьи Марии митрополит узнавал от капеллана сестер, о. Викентия Маевского, который не только писал епископу, но и приезжал к нему в Ярославль. Зигмунт Фелинский проводил для сестер духовные упражнения, пересылая им свои размышления по почте. 

Финансовое положение Фелинского было шатким, пенсия приходила нерегулярно. В 1872 году епископ оказался в столь трудной ситуации, что ему пришлось продать свою мебель. Кроме личных расходов, на плечах Зигмунта Щенсного лежало и содержание родственников, и помощь другим ссыльным. В доме Фелинского жило несколько его племянников. Одна из них - Стефания Похоцкая - жила там вместе с мужем и вела домашнее хозяйство. Ее муж, фармацевт, открыл в доме архиепископа Фелинского аптеку.

За первые девять лет ссылки епископ менял место жительства семь раз. В 1870 году он оказался не в состоянии оплачивать свое жилье, и ему пришлось снять небольшой дом на окраине Ярославля за десять рублей в месяц. В 1871 году он поселился в другом доме, при котором был небольшой сад, и епископ ухаживал за ним сам. В 1872 году епископу представилась возможность купить дом на улице Зарядье. Дом был двухэтажный, первый этаж был каменный, второй - деревянный. Две самые большие комнаты епископ отвел под часовню. Ремонт в доме продлился до 1875 года. 

В то же время доктор Валудский отдал ярославским католикам под храм свой дом. Епископ начал служить воскресную мессу в этом доме, но вскоре власти закрыли там часовню, и верные снова стали приходить в дом епископа. Только после отъезда Фелинского из Ярославля было получено разрешение перестроить дом Валудского под храм. Однако именно Зигмунт Фелинский считается основателем ярославского прихода. 

Постепенно власти ослабили слежку за Зигмунтом Фелинским. Они убедились, что митрополит далек от политики; он вызывал уважение не только у католиков, но и среди православных. К нему стало приезжать все больше друзей, в том числе и возвращающихся из ссылки священников. Все чаще Фелинский отправлялся в дальние прогулки за город. Он любил гулять по Волге, по пути читая Розарий и размышляя. Однажды он пешком отправился навестить друзей в Ростов, лежащий в 64 верстах от Ярославля. Каждое воскресенье в 11 утра епископ служил мессу для ярославских католиков, принимал их исповеди. Он навещал больных, учил детей и готовил их к Таинствам. 

По воскресеньям после службы Зигмунт Фелинский приглашал прихожан на чай, а в четверг вечером собирал у себя местную интеллигенцию. Эти встречи были едва ли не единственной возможностью проповеди. Два раза в год, на свои именины и в день своей хиротонии, он приглашал всех прихожан на ужин. 

В 1864 году Фелинский получил из Ватикана разрешение хранить в своей часовне Святые Дары. Несмотря на трудности в жизни, епископ все больше утверждался в вере в Провидение Божие и в любых превратностях жизни видел заботу любящего Господа. Духовная жизнь Зигмунта Щенсного становилась все глубже, за двадцать лет ссылки и одиночества он стал настоящим аскетом. В 1871 году власти обратились к архиепископу Фелинскому с предложением отречься от должности митрополита варшавского взамен на право уехать за границу и получать пенсию 6 000 рублей в год. Фелинский сказал, что может сделать это только по указанию Римского Папы. В 1880 году Александру II предложили освободить Фелинского из ссылки, но император ответил: “Еще слишком рано”. 

В 1883 году Ватикан согласился освободить Зигмунта Фелинского от должности митрополита варшавского взамен на право выехать за границу и пенсию в 5 000 рублей. Папа Лев XIII назначил изгнанника титулярным епископом Тарсийским. В апреле того же года Фелинский получил из Петербурга сообщение об освобождении с возможностью выезда за границу с запретом проезда через варшавскую архиепархию. Епископ должен был указать место своего будущего проживания для перечисления пенсии; он выбрал Рим. Зигмунт Фелинский продал свой дом в Ярославле, простился с прихожанами и любимыми местами на Волге и 25 мая 1883 года покинул место своей двадцатилетней ссылки. 

Дзвинячка 

Сразу после освобождения Зигмунт Щенсный Фелинский поехал во Львов. Там он, в первую очередь, встретил латинского архиепископа Франциска Верхлейского. Пожилой иерарх, увидев вернувшегося из ссылки архиепископа Варшавы, упал перед ним на колени и не смог сдержать слез. Проведя во Львове несколько дней, епископ отправился в Рим. На следующий день после приезда Зигмунта Фелинского бывшего изгнанника принял Папа Лев XIII. Понтифик, увидев Щенсного, встал ему навстречу. Они поговорили по-французски, а после общей аудиенции Папа пригласил епископа на разговор, который продлился около часа. 

Побывав в Риме, Фелинский понял, что обосноваться в Вечном Городе будет нелегко. Пенсия поступала нерегулярно, а средства, вырученные от продажи дома в Ярославле, уже закончились. Кроме этого, архиепископу надо было содержать брата Юлиана, который из-за споров с конгрегацией ушел из монастыря воскресенцев. Таким образом, в течение долгого времени епископу приходилось рассчитывать исключительно на гостеприимство добрых людей. Вернувшись из Рима, Фелинский прибыл в Краков, а затем некоторое время пробыл в Ярославе. После этого епископ снова отправился во Львов, где вел переговоры с местными властями по поводу публикации своих работ. Затем Зигмунт Фелинский поехал в один из доминиканских монастырей. 

В августе 1883 года епископ обосновался в селе Дзвинячка в Тернопольской области. Это место привлекало его по нескольким причинам: он ехал туда по приглашению графини Козебродской, которая помогала священникам, сосланным в Сибирь, и таким образом Фелинский получал дополнительную возможность общения с ними. Кроме этого, графиня обещала воскресенцам подарить имение в соседней деревне (в то время сам Зигмунт Щенсный рассматривал возможность вступления в конгрегацию). В Дзвинячке, к тому же, была часовня, что позволяло ему заняться пастырской деятельностью. Таким образом, епископ решил обосноваться там, пока вопрос проживания в Риме не будет решен. Однако в Дзвинячке епископ прожил до самой смерти. 

Условия жизни в деревне были аскетичными, сама графиня собиралась уйти в монастырь, редко принимала гостей и вела очень скромную жизнь. Архиепископ во всем подстраивался к укладу в доме графини. Поскольку он жил не у себя, то не мог часто принимать гостей, однако епископа очень радовало, когда друзья без предупреждения приезжали к нему. В 1892 году в Дзвинячку к нему приехал школьный товарищ, Зигмунт Старорыпинский, которому Фелинский был несказанно рад.

В мае 1890 года епископ принимал в Дзвинячке наместника Галиции, Казимира Бадени. Как и в Ярославле, в Дзвинячке архиепископ Фелинский много гулял, а летом плавал в реке. На прогулках он любил разговаривать с простыми людьми и старался помогать им. Пастырские обязанности епископа заключались в ежедневной святой мессе, исповедях и преподании Таинства елеопомазания. В то время в Дзвинячке не было школы, поэтому архиепископ Фелинский сам готовил детей к первому причастию. 

Во второй половине 1883 года в Дзвинячке появился третий орден францисканцев - мирян. Зигмунт Щенсный Фелинский фактически возглавил его; терциарии стали костяком прихода. Пример епископа - набожного, бескорыстного и милосердного – помогал прихожанам стремиться стать лучше. Зигмунт Щенсный хотел устроить в Дзвинячке приют для священников, возвращающихся из ссылки, но начинание не увенчалось успехом. 

Епископа часто приглашали на проповеди и реколлекции, и он всегда с радостью принимал такие предложения. Однажды после таких реколлекций священник при всех обратился к Фелинскому со словами восхищения мужеством епископа, который героически перенес все страдания, будучи в ссылке. На это епископ тут же ответил: “Я не мученик и не кто-то особенный, я грешник”. В 1886 году Зигмунту Фелинскому предложили стать ректором семинарии в Детройте. Он отказался. 

В последние годы жизни главным делом архиепископа была забота о конгрегации Сестер Семьи Марии. Вернувшись из Рима, он договорился о встрече с настоятельницей конгрегации, матерью Флорентиной Дымман, которую не видел двадцать лет. В конце концов Дымман приехала в Дзвинячку в августе 1883 года с несколькими сестрами. 

Вместе они приняли решение открыть дом недалеко от Дзвинячки, куда сестры по очереди должны были приезжать, чтобы архиепископ Фелинский мог наставлять их в духовной жизни. Такой дом был куплен в Черновцах, куда приехали пять сестер. Так началось развитие конгрегации в Австрийской империи. Сестры открыли интернат, в котором не только принимали детей, но и учили их ремеслам и домашнему хозяйству. Была открыта 4-классная школа, и в 1891 году в интернате жило уже сорок девочек, и еще столько же приходило учиться. 

В 1885 году был открыт еще один дом в самой Дзвинячке. Сначала сестры занимались катехизацией детей римско-католического исповедания, но когда в школе стали преподавать чтение и письмо, то занятия стали посещать и греко-католики. В первые же дни пришло около тридцати детей, еще столько же появилось зимой, когда не надо было пасти скот. 

В Дзвинячке работали четыре сестры, поначалу Зигмунту Фелинскому приходилось помогать им деньгами, бедным детям он сам покупал одежду и обувь. Кроме этого епископ каждый год на Рождество устраивал для детей елку с подарками. Подающих надежду мальчиков он посылал на обучение ремеслам в Черновцы. 

К 1890 году в школе училось уже пятьдесят детей. Чтобы школа получила официальный статус, архиепископ нанял профессиональную учительницу и помог сестрам получить необходимые дипломы. Время от времени настоятельница конгрегации, Дымман, приезжала к отцу-основателю. Она видела огромную разницу между сестрами в России и Дзвинячке. Монахинь, которые были рядом, архиепископ Фелинский сам обучал уставу и строго подходил к их воспитанию, в России конгрегация была тайной, и об уставе практически не говорилось. У Зигмунта Щенсного Фелинского сестры часто участвовали в реколлекциях и вели регулярную монашескую жизнь. Архиепископ открыл новициат и строго отбирал кандидаток, в Петербурге этого не было, и там сестры жили в большем достатке. Поэтому епископ хотел перенести главный дом конгрегации в Дзвинячку. Эта идея испугала сестру Дымман. Если бы в России узнали, что домами, существующими в России, руководит бывший государственный узник, у Дымман были бы серьезные проблемы. Ей было трудно подчиниться воле основателя, и она отказалась распространять в своих домах устав, написанный Зигмунтом Фелинским. 

Епископ делал все возможное, чтобы не допустить раскола конгрегации. В 1888 году Дымман отправилась в Рим с просьбой утвердить Конгрегацию Семьи Марии в Российской Империи. Папа предложил ей попросить какой-нибудь мужской орден взять конгрегацию под свое крыло. Дымман обратилась к францисканцам. Фелинский, зная о предпринятых Дымман шагах, специально поехал в Краков встретиться с ней. Однако им не удалось договориться, и конгрегация разделилась на две части. С епископом осталась горстка сестер, у которых не было средств к существованию, его конгрегация не имела юридического лица, в интернатах не хватало квалифицированных учительниц. Епископ решил связать свою конгрегацию со Школой домашнего труда Ядвиги Замойской из Кальварии Зебжидовской. 

Сестры Семьи Марии плохо приняли новость о том, что отныне их настоятельницей будет светская особа; послушницы, которых отправили на учебу в Школу домашнего труда, чувствовали, что их недолюбливают, к тому же их заставили снять хабиты и с пренебрежением относились к их стремлению вести монашескую жизнь. Вместе с тем, конгрегация развивалась, к сестрам приходили новые кандидатки, а в интернатах становилось все больше воспитанников. Замойская хотела отменить монашеские обеты, но епископ не мог согласиться на это. 

Их пути разошлись. В 1889 году Зигмунт Фелинский попросил Львовские власти зарегистрировать конгрегацию, в 1891 году Львовский архиепископ Северин Моравский утвердил устав конгрегации. Утвержденный устав Фелинский считал временным, желая в будущем переделать его и приблизить к уставу св. Августина. 

Забрав послушниц от Замойской, Фелинский открыл 1 сентября 1891 года в Дзвинячке новициат под своим руководством. В следующем году на собственные средства он начал строить здание для школы. В последние годы жизни Фелинский построил для сестер и их воспитанников еще три дома в Дзвинячке и Черновцах. Конгрегация разрасталась, и из многих мест приходили просьбы прислать сестер работать в различных благотворительных заведениях. С 1892 года сестры стали работать во Львове. 

В 1895 году в конгрегации было более двадцати сестер и несколько послушниц. Фелинского радовал рост конгрегации, трудолюбие и духовное развитие сестер. Теперь он был спокоен за будущее сестер Семьи Марии. За несколько месяцев до своей смерти он назначил настоятельницей сестру Софью Конча. 

Кончина Фелинского и память о нем 

Всю свою жизнь Зигмунт Фелинский понимал как служение Богу, и это влияло на все, что он делал. Можно восхищаться тем, как, несмотря на чувствительность и тонкую нервную организацию, епископ мужественно переносил клевету и враждебное отношение, неудачи и обман. 

Зигмунт Фелинский смог остаться простым и смиренным человеком, и, несмотря на знакомство со многими влиятельными людьми, он предпочитал общение с простым народом. Все свои средства епископ раздавал бедным, у него самого была только сутана, поношенный плащ и одни ботинки. Питался он очень просто и много постился. С каждым годом здоровье епископа ухудшалось. В 1894 году он писал: «Основные мои болезни – это семьдесят два года, ревматизм, судороги в ногах, болезни мочевого пузыря, гастрит». 

В конце лета 1895 года врачи посоветовали Зигмунту Фелинскому пройти лечение в Карловых Варах. Долгое путешествие и прогрессирующая болезнь настолько ослабили архиепископа, что принятие процедур в Карловых Варах оказалось невозможным. Врачи опасались за его жизнь. 

Не желая умирать в чужой стране, Зигмунт Фелинский отправился в Дзвинячку, но смог доехать только до Кракова. Здесь его принял местный епископ Ян Пузына и с большой заботой сам стал ухаживать за ним. Пузына сообщил о тяжелой болезни архиепископа Фелинского Папе Льву XIII, который сразу же ответил письмом со словами поддержки. Для умирающего епископа внимание Папы было большим утешением. 

С каждым часом Зигмунт Фелинский страдал все больше, но мужественно переносил приступы боли и все время молился. Незадолго до кончины епископа в Краков приехала сестра Софья Конча и графиня Козебродская. 

Во вторник, 17 сентября, в полтретьего ночи у Зигмунта Фелинского началась агония. Он постоянно терял сознание, а в моменты просветления молился и давал свое благословение присутствующим. В полседьмого утра он скончался. 

Графиня Козебродская настояла, чтобы архиепископ был захоронен в Дзвинячке. Сам Зигмунт Фелинский часто говорил о смерти, а во время ссылки он даже выбрал себе место на Ярославском кладбище. Когда же после ссылки его спросили, где он хочет быть похороненным, архиепископ Фелинский ответил, что похоронить его следует там, где он умрет, чтобы его захоронение не вызвало лишних расходов. Однако было принято решение похоронить епископа в Дзвинячке. Зигмунта Фелинского провожал весь Краков. Погребальная процессия под звон колоколов прошла по главным улицам королевского города, ее возглавляли Львовские епископы: латинский иерарх - Моравский, армянский - Исакович, а также Краковский епископ Пузына, суффраганы - Глазер и Вебер и Ликовский. 

10 октября архиепископ Фелинский был похоронен в Дзвинячке. Во всех домах Сестер Семьи Марии прошли траурные богослужения. Сестры были уверены, что умер святой человек, и молились не столько за него, сколько ему, прося о заступничестве и благословении. Так сразу после кончины епископа началось его почитание. Жители Дзвинячки и окрестных деревень говорили, что умер Божий человек. Они стали взывать к его заступничеству, особенно прося сохранить поля от града. Большинство поляков, живших в Дзвинячке, после 1945 года были переселены на западные польские земли, но и там они продолжали почитать Фелинского. Вода в источнике, обнаруженном самим епископом, считалась целебной. 

Когда в 1919 году обе ветви конгрегации Сестер Семьи Марии воссоединились, культ Фелинского распространился и в тех домах, которые с 1908 года были соединены с конгрегацией Францисканок Миссионерок Марии. С 1906 года Фелинского стали почитать в Бразилии, где тоже работали сестры Семьи Марии. В Ярославле поляки, русские, татары и евреи восхищались Зигмунтом Фелинским и называли его ходящим по земле ангелом. 

Когда в 1883 году епископ покидал Ярославль, местные жители хватались за колеса повозки, пытаясь хоть на немного оттянуть отъезд «родного отца», как называли архиепископа Фелинского в Ярославле. Священник Мариан Токаревский, который приехал в Ярославль в 1913 году, рассказывал, что мужики снимают шапки, проходя мимо дома, в котором жил «святой польский епископ». 

В 1920 году останки Зигмунта Щенсного Фелинского были перевезены в Варшаву и захоронены в крипте кафедрального собора св. Иоанна. Так пятьдесят восемь лет спустя епископ вернулся в свой храм. Кардинал Вышинский однажды сказал: “Войдите в кафедральный собор, спуститесь в крипту; там лежит человек, о котором говорили, что он проиграл, но он - победитель”. 

31 мая 1965 года начался процесс беатификации Зигмунта Щенсного Фелинского. 18 августа 2002 года в Кракове Слуга Божий был причислен к лику блаженных. 6 декабря 2008 года Конгрегация по делам канонизаций издала декрет, подтверждающий чудо, произошедшее по заступничеству блаженного Зигмунта Щенсного Фелинского. 

Монахиня конгрегации францисканок Семьи Марии, Божена Лелек, страдала раком костного мозга. Ее состояние было безнадежным, сестра находилась в одной из Краковских клиник под наблюдением специалистов. Монахини ее конгрегации стали молиться, взывая к заступничеству блаженного Зигмунта Фелинского, после чего произошло внезапное исцеление сестры Божены.

21 февраля 2009 года Папа Бенедикт XVI объявил о своем решении причислить блаженного к лику святых. Канонизация Зигмунта Щенсного Фелинского произошла 11 октября 2009 года в Риме. Литургическая память св. Зигмунта Щенсного Фелинского совершается 17 сентября.